Ikarushka в Гуслице

— Какой путь у тебя за плечами.. Спой с нами, спой с нами, спой с нами…

Ну, путь у меня вообще о-ё-ёй. Не то что бы какой-то там. Если глянуть глазами простого обывателя, то я, конечно, отличился своими блужданиями, путешествиями и приключениями.

— В Воронеже, в 4-ом роддоме, на набережной. Не помню, кстати, как родился, наверняка родился и спел что-нибудь точно. Потому что по всей жизни я прошел с песней, всегда практически. Было 3 года жизни, когда я не пел, это было связано с психоделической революцией у меня внутри, в период с 27-ми до 30-ти лет, и именно в тот момент я перешел на аутентическое творчество. Вообще, по жизни, я шёл в песне всегда. И даже сам не помню, бабушка мне рассказывала, 4 года мне было, когда меня заводили в автобус, и вообще в любой общественный транспорт, я незамедлительно начинал петь «Катюшу». И она говорила, что: «всем очень нравилось, и все тебе хлопали и просили спеть еще. А ты был такой счастливый-счастливый, аж светился». Мне кажется, я по сей день этим занимаюсь. Можно сказать, что я счастлив, потому что делаю то, что мне нравилось делать с детства. А именно - пою.

Но пел я... Всё вообще на свете пел, всю рок-н-ролльную шкалу, практически, всю бардовскую шкалу, всё исполнял. Везде был с гитарой, лет до 20-ти с копейками. И все хотели, чтобы я спел, всегда и везде. Все говорили: «Петь, давай петь». Для меня это было нормально, я к этому привык. И видел свою нишу именно как человек, который песней оживляет пространство. И что-то даёт людям такое, что не каждый может дать. Было не просто те 3 года, когда я не пел. Я наблюдал себя. Не могу сказать, что была пустота, я тоже как-то самореализовывался, играл музыку. Электронную, кстати, тогда как раз начал играть электронную музыку, начал исполнять какие-то лайвы, экспериментировать с аблетоном. Это был период с 2007 по 2010-й год. В 2009 году я уехал в Индию. А в 2007 году или в 2008, не помню, купил компьютер, в первый раз. Тогда всё и понеслось, вот это электронное. Компьютер дал мне возможность иметь бэнд, не имея бэнда, и воплощать свои творческие задумки.

В общем, полезная штука компьютер в наше время, если ты музыкант. Сейчас не просто многим людям собрать бэнд, найти место, где репетировать. А компьютер - вот тебе, пожалуйста. Это твоя репбаза, и там твои музыканты внутри. И они все тебя слушаются. С одной стороны, это круто, а с другой стороны, не круто. Потому что, когда каждый из музыкантов в твоем компьютере - это ты, то получается какой-то онанизм.

Сейчас я стремлюсь именно к бэнду, потому что я уже 10 лет занимаюсь электронным творчеством и точно могу сказать - как только ты начинаешь взаимодействовать с живым музыкантом, который играет не то, что ты ему сказал, а то, что он играет сам, в этот момент включается какая-то определенная магия, которой не можешь достигнуть, когда ты один творишь музыку.

То же самое, например, когда ты сам себя записываешь и пытаешься построить многоголосие сам с собой. Не звучит. Это просто не звучит, когда ты сам с собой многоголосие слушаешь. Потому что у нас, у каждого человека, вибрации отличаются. И в голосе, как когда слушаешь многоголосие, они отличаются. Именно в голосе. Плюс, они отличаются в принципе. И когда человек выдает что-то из себя - мотив, эмоцию, что-то ещё - это сугубо его мотив, его эмоция. Ив момент, когда она пересекается с твоей эмоцией, твоим мотивом - получается стопудовое гениальное взаимодействие двух музыкантов.

— А если музыкантов больше?

— Чем больше - тем круче, но сложнее.

— В какой-то момент ты сказал, что в твоем творчестве есть что-то такое, что не каждый может дать. Что это такое, в чем это?

— Сложно мне сказать. Я предполагать могу только в этом отношении. То как я чувствую. Это не только в пении происходит. Что-то есть у меня внутри данное свыше, изначально заложенное в меня, что позволяет открывать некий канал людям. Причём это на очень тонких вибрациях всё. Очень чётко следует отменить, что я этих вибраций сам ощущать не способен. То есть, если идет разговор про тонкое, то я обычный грубый воронежский крестьянин, могу и матом проронить словечко, и похоть усмирить не всегда удается, и люблю красиво выпить, но алкоголиком себя не считаю. Но осознаю четко и уверенно, что через меня проходят вибрации, которые люди воспринимают. В этот момент, в самые пики этого момента, я могу ощутить свое отсутствие. Это уже было пройдено много раз, когда я просто чувствую, что меня нет. Это не мой личный вывод, мне люди об этом говорят. У меня хороший опыт общения с большой публикой посредством творчества. Я просто могу наблюдать и видеть, что это происходит, потому что… Хочется верить, что я способен как-то чистить и исцелять. Ну, и коннектить людей, не знаю, с каким-то абсолютом, с какой-то древней вибрацией. Голос — это основной инструмент, которым я орудую, но, помимо голоса, есть ещё ряд инструментов, которыми я владею. Музыкальными. Этот канал открывается при взаимодействии меня и музыки, но когда вступает голос в силу, то в разы усиливается всё. Я не могу это всё теоретически описать. Просто я чувствую, что что-то происходит неописуемое учеными, политиками, магистрами и кем-то ещё. Видимо какие-то заложены, может быть, шаманские качества, я не знаю. Ещё раз повторюсь, я как бы всего этого не чувствую. Я умею радоваться. Я умею радоваться профессионально. Я добрый. Я умею злиться тоже, но больше радоваться.

— Злиться тоже профессионально умеешь?

— Злиться умею. Могу очень злиться. Но, в последнее время я делаю это крайне редко, потому это очень глупо. Чуть-чуть, иногда, позлюсь, бывает, но очень быстро опять возвращаюсь к радости, потому что радоваться надо. Потому что Иисус Христос говорил, что уныние это один из самых страшных грехов.

— Почему именно этника вместе с битами, и кто твои вдохновители?

— Я, как все. Во времена особо душевного раскрытия сердечной чакры от алкоголя в студенческое время, когда мы все любим вместе собираться с гитарой и петь, мы пели песни хором, всегда, многие. Мы особенно любили петь песни типа народные. Их есть какое-то количество у нас, «выйду ночью в поле с конём», «сон Стеньки Разина» - «То не вечер, то не вечер». Кстати, реально, немножко изменённая, но, всё-таки древняя былина. Что ещё, «То не ветер ветку клонит», вот эти, с закосом под русские, песни, они как-то особенно душу раскрывали всегда. И это мне запомнилось. Мы их даже пели и без гитары могли орать. Все остальные песни мы исполняли с гитарой, - такой универсальный музыкальный инструмент в наше время.

А потом, в тот период, когда я замолчал, по причине того, что все песни, которые я пел, а пел я рок, рок-н-ролл, бардов, песни из кинофильмов... Просто исполнение любых авторских песен мне начинало казаться глупым. Как только я начинал пытаться петь какую-то песню, как до этого, раз - и, спев пол-куплета или куплет, я понимал, что не хочу дальше продолжать. Потому что мне кажется это глупым, эта песня спета до этого уже миллион раз.

В наше время, вот я смотрю, люди поют чужие песни, например, Цоя или Сплина или кого угодно. И они всегда все их поют абсолютно в той же манере, в которой пел Цой или Сплин, они прямо берут и снимают манеру. И мне казалось что мы просто копируем. Это какой-то кавер, это как пустышка, это ничто. То есть - просто. Зачем мы это делаем? Когда уже вот, спел, тот же самый Витя Цой, он же спел, и он спел лучше всех. Вот, зачем это перепевать?

Тогда мне так казалось. Сейчас я понимаю, что я ошибался. Потому что я даже сейчас могу взять и спеть Витю Цоя, с удовольствием. Просто в тот момент всё очень категорично внутри было. Реальная психоделическая революция происходила. Я полностью потерял почву под ногами и не понимал, кто я, зачем, куда и почему. Ну, вот, я же вроде пою, потом раз - начинал петь и понимал, что это же уже все поют, и что нового-то, пыль, опять же, пустая..

А потом, пришёл фольклор.

Наверное два вдохновителя у меня было главных. Один - это коллектив Ватага. Тогда я был меломаном, в связи с психоделической революцией, открыл для себя много новой интересной музыки из культуры электронной, роковой. Группа Ватага тогда мне попалась. Я её слушал и не мог наслушаться. Мне очень нравилось, что они в приятном рок-джазе передавали фольклор. Я считаю, что на настоящий момент, если не брать, конечно, Икарушку в счет, самое лучшее, что было с точки зрения фьюжн-фолка в России это проект Ватага. К сожалению, как утверждает барабанщик этого проекта, Аркадий Соколов, проект заморожен в карельских льдах. Есть шанс, что он когда-то разморозится, дай Бог, я буду просто счастлив.
В Гуслице была группа Аскетикс. Это музыкальная составляющая проекта Ватага. Проект Ватага в 11-м году развалился на группу Аскетикс и Ярга-саундсистем, он же Лодкострун. Я слушал их, и вот эта вибрация через группу заходила. А потом я оказался в компании, где рядом был такой персонаж - Таня Калмыкова, у которой есть знаменитый проект Живая Земля, мой большой друг, соратник и учитель. И она мне пинок сделала.

В какой-то момент, я поплатился в Индии где-то у костра, что я, в принципе, голосастый и пою. Она сказала: «Да, ты ж поёшь. А что ты не поёшь? Давай, вот, учи песню, а песню надо учить вот так». И она мне рассказала и показала, как надо учить песни. Я, воспользовавшись её советом, взял и выучил. Мне достаточно было выучить одну старую сложную песню. Это было ой как не просто. Но, в тот момент, когда я её спел, и она из меня потекла, произошёл тот самый «тыдыщ», который мне показал, что вот Оно. Вот Оно! Вот тот самый вихрь и поток. И понеслась. Дальше я стал учить больше песен. В те моменты, когда... Вот, особенно в первые разы я это довольно-таки чётко осознал, что именно в момент, когда ты долго-долго-долго слушаешь, слушаешь как там пели, пытаешься перенимать, тебе кажется, что у тебя никогда так не получится. А потом у тебя вдруг получается. На следующий день ты просыпаешься, пытаешься спеть её, из тебя выходят звуки, ноты и слога, ты не ожидал, что вообще это всё из тебя будет выходить вот так, а оно из тебя выходит. И ты понимаешь, что всё не просто так. В какой-то момент, я точно понял, что погружение в эту аутентичную культуру - это ничто иное как моя религия.

Что у нас в аутентике передаётся? Передаются песни. А что такое песни? Песни это слова и мотивы. Что такое мотивы - мотивы это значит вибрации. Как они передаются, эти слова и мотивы? Они передаются из поколения - в поколение. Дети перенимают их от родителей и, в последствии, передают их своим детям, то есть, это идёт неразрывная цепочка, которая называется прямая передача.

Ну, собственно, религия это про прямую передачу и то, что передаётся. А передаётся что-то из тысячи лет назад, в тот момент, когда, допустим, у нас люди ведали. Или не ведали, не знаю. Передаётся это всё закодированное в мотивах и, в том числе, в мантрических составляющих, которые в нашей аутентике перепеваются. Ляли, лели, лёли ладо, лада - это имена духов и богов, которые мы поминаем в нашем песнопении аутентичном. Это славянские мантры, те самые. (Не то что рада-весе кто-то там поёт, и говорит, вот, это славянские мантры. Я, честно говоря, слушая те мантры, вообще не чувствую в них никакой силы. По-моему, это какой-то хрен-с-горы придумал и сказал всем, что это - вот, мантры. По-моему, там ничего нет. А солнечные барды по миру разнесли.)

В любой песне, ну, не в любой, в обрядовой, свадебной, присутствует момент, где люди просто поют. Есть часть куплета. Слова меняются каждые 50 лет, я уверен, может, каждые сто лет. В общем, даже вот, язык. Что мы поем - «Ай, во поле лён, ай во поле белый», я уверен, что двести лет назад люди по-другому произносили эти слова и звуки были другие. То есть, слова, язык - он меняется. Мы сейчас говорим совсем не на том языке, на котором говорили двести лет назад. А дальше идёт: «ай-ляли-ляли, ой ляли-ляли-ляли». Вот это ляли-ляли - это наверное уже пятьсот лет не менялось. Первая половина куплета - наверняка там изменялось про Дашу, про Клашу, кто там, чего, кого.. в общем - о чём люди переживают. Люди — это большинство. А большинство это кто? Большинство — это люди простые, крестьяне. Да, есть аристократы, есть гении. Но они - это исключения. В принципе, люди - это середина, обычный рабочий класс. Это самые священные люди, которых больше всего надо любить, уважать и стремиться к тому, чтобы они жили в благополучии, достатке и счастье. В нашем современном мире, к сожалению, не так происходит.

— Нет, с Мишей я познакомился на Гуслице. С Гуслицы всё началось. Я, в принципе, с такого рода людьми интересными близко сошёлся и связал свою жизнь , скажем так, с культурно-творческой средой именно в этом спектре, всё с Гуслицы началось.

— А как началось?

— Здесь проходили мероприятия разного рода - праздники с электронной музыкой, интересными людьми, с мастерами, с чайными церемониями. Я попал на подобного рода мероприятие сюда и здесь познакомился с рядом людей, с которыми потом стал плотнее общаться, связал близко свою жизнь, и все эти люди - семья Гуслицы, по сей день очень близко с ней связаны. Они не живут здесь так как я.

В данный момент я должен заниматься самореализацией. Как я уже говорил, что у меня что-то уже получается разделять с людьми, направлять их через какой-то канал. Через запись это не происходит, это происходит только через живое взаимодействие. Поэтому мне нет смысла становиться популярным в соцсетях. Или становиться популярным как электронный музыкант, который собирает в клубах или где-то на фестивалях небольшие количества людей. А можно собирать людей стадионами. И, что бы собирать людей стадионами, твой проект должен быть мощный, очень мощный. Не просто какой-то один бородатый человек стоит за компьютером и иногда что-то поёт в микрофон или на дудках играет и подпрыгивает иногда. И иногда какая-нибудь девочка подходит, просит подпеть, а он, добренький, всем микрофон даёт. Есть ряд, кстати, хороших примеров, можно посмотреть мои выступления на последнем Систо, где я был, 18-го года, очень мощное выступление, нас человек 6 на сцене, со мной играет прекрасный барабанщик Намгар, Женя его зовут, из Сибири, гитарист из прекрасной Питерской группы, прекрасный музыкальный мастер Алексей Левин, из Крыма, и Артур Translippers, электронный музыкант который стоит рядом со мной.

— Да, я пишу альбом. У меня есть ряд любимых треков — те самые наигрыши и мотивы, которые я играю в своих сетах в основном, и которые я хотел бы преподнести в виде треков готовых. Потому что полезно артисту иметь альбом. Без альбома не очень легко. Хотя у меня была идея стать таким уникальным артистом, у которого нет никаких альбомов и записей, и вообще - нельзя купить его музыку, можно только живьем его прийти послушать, что бы это было фишкой такой. Может быть, надо и продолжать в таком же роде. Но, тем не менее, я пишу альбом.

Я хочу, чтобы был альбом Икарушки, причем, чем быстрее - тем лучше. Хочу уже скинуть этот вопрос. Этот процесс поставит меточку, что Икарушка состоялся - вот альбом. Всё, радуйтесь и поехали дальше, а дальше я - бэнд. Стадионы-стадионы-бэнд. А чтобы был бэнд, надо живых музыкантов и надо поющий аутентику состав людей. Здесь у нас присутствует такой — интересные личности с хорошими голосами, в разных традициях воспитанные. Мы сейчас спеваемся. Делаем совместные записи. Это уже не мой альбом, это уже проект «Ляли-Лели», который я вижу в бэнде. Я думаю, что уже этим летом, ряду фестивалей, которые меня позовут, я буду предлагать приехать не одному, а с барабанщиком, с поющими девочками и мальчиками. И буду нас позиционировать уже как бэнд «Ляли-Лели». Может это надо пока как-то миксовать с именем Икарушка, чтобы у людей связывалась ниточка. Ага, «Ляли-Лели», это как Икарушка, только новый и круче. Хочется вот так им сказать.

— Это твой первый альбом?

— По сути - да, первый и возможно единственный альбом Икарушки, потому что Пётр Нестеров дальше будет заниматься проектом «Ляли-Лели». Сидеть в студии, писать трэки просто одиночные он врядли будет. (Он, скорее всего, будет очень сильно занят репетициями с живыми людьми, записями с живыми людьми, сведениями с живыми людьми, возможно там будут ещё жёны, дети и стройки домов, но это может быть потом, сначала проект. Чтобы Икарушка был - надо чтобы Икарушка один куда-то ездил и один с компьютером играл. А это, честно говоря, скучно. Это просто, это удобно и легко, одному мотаться.

У меня была группа в Китае, я знаю, что это такое. Мы объездили половину Китая, даже больше, и даже были в России. У нас огромный опыт гастролей. Я уже готовый бэнд там, скажем так, использовал. Потому что, действительно, был бэнд, который, я бы не сказал, что играл фигню, но играл каверы. Каверы такие.. Типа под народные, но не народные. Чуваки все такие светлые, классные. Я им говорю: «Чуваки, а давайте вот так», а они говорят: «О, давай». И я все свои музыкальные идеи стал реализовывать посредствам этого музыкального коллектива ребят. И было классно, здорово, но тяжело.
Местами я знаю, где будет тяжело в бэнде, потому что когда делаешь музыку, всё-таки хочется делать её с гениями. С гениями и музыка делается самая чудесная, обычно. (А гении - они все своеобразные. Когда у тебя гениев полный бэнд - очень сложно куда-то ездить, договариваться, или что-то ещё. Но, возможно, где-то найдется гений, который сможет всё это разрулить.)

Тем не менее, я не сомневаюсь, что всё это реально и всё это можно разрулить. Я действительно вижу очень большой проект, там запросто может быть задействовано более 10-ти человек. В какой-то момент на сцену могут выходить казачки, откаблукивать пересек, в какой-то момент могут появляться летающие Жар-птицы, и может происходить полный безумный перформанс. Это может быть вселенских масштабов шоу.

Но всё должно стартовать с главной вибрации, а именно - мелодии традиционной. По строению музыки не могу сказать, что я стремлюсь за модой, но я за ней стремлюсь, да. Мода - она не просто так. Появляются новые звуки, новые возможности синтеза звуков в электронной музыке, новые интересные приемы исполнений, что-то еще. Это всё появляется, людьми пробуется, людям нравится и людей качает. И я точно так же качаюсь, как и все качаются.

Сейчас появился стиль модный - трэп. Везде качает трэп. Из тачек там, трясутся бампера, вибрируют от басов, а бас там о-ё-ёй какой хороший, интересный глубокий бас. Другое дело, что большинство трэпа, который мне в уши попадается - это какие-то передёргивающиеся затворы пистолета, мальчики что-то там доказывают друг другу, рассказывают про нелегкую жизнь и делают очень бандитским голосом, как правило.

Это всё можно заменить. Оставить глубокие басы, оставить подачу музыки в таком виде, которая, действительно, сотрясает современные машины. Грубо говоря, недавно мне попался трэп, который мне понравится, где отсутствовали неприятные речетативы, а были только басы и какие-то очень приятные арпеджио. Мне очень понравился. Я почувствовал, как можно прокачивать этим всем большое количество людей. Достаточно просто эту музыку совместить с аутенткой.

В общем, надо брать модные штуки и совмещать с аутентикой. Таким образом, мы откроем канал шире, и аутентику в массы продвинем.

— И, таким образом, откроем канал шире.

— Тоже вероятно. А вот, если бы я не был сейчас музыкантом, то разрабатывал бы стильную одежду. Я бы сделал направление одежды, шил бы модные тишки - удобную ежедневную одежду, тишки с капюшоном, широкие штаны с карманами. Удобная, практичная, из дорогой ткани. Вставлял бы туда элементы традиционных орнаментов. По возможности. На воротники, на рукава, какие-то ключевые элементы. Выкройка современная - орнамент старый. Я бы не стремился к старым выкройкам, потому что старые выкройки, в основном, базировались на экономии ткани. Если сейчас подаришь человеку оригинальную рубашку - льняную, традиционную, он же не станет её носить каждый день. Он будет её хранить. Она будет у него на стене висеть, скорее всего. Вот, у нас на Гуслице на ресепе висит такая рубашка - она висит уже пол-года - почему её никто не носит? Рубашка - она же не для того, что бы на стене висеть. Надо уж, если ты делаешь одежду, делать такую, которую люди будут носить, в которой будет хорошо, удобно. И модно, современно, что важно. Потому что люди гонятся за модой. Все люди. Большинство. Надо учитывать этот факт.

Мне нравятся эти удобные с капюшонами одежды, балахонистые, почему нет. Я бы создавал эту линию и выпускал бы по областям одежду. У меня была бы линейка. Если бы я шил, я одну бы тишку разработал, удобную, у меня бы разные дизайнеры поработали над ней, разные люди попробовали, мы что-то поменяли, всё идеально, всё отлично. А теперь - погнали. Воронежская вышивка - партия 500 штук - в Воронеж поехала, рязанская - в Рязань поехала. Чтобы люди по областям раскупали, что бы знали, какие вышивки у кого были. Таким образом, они бы уже понимали, какой узор, какая ДНК вплетена у них в кровь, откуда они родом. Там может быть еще ссылочка на песенку - раз - и у них рязанская песенка заиграла. Это очень важно - всё по областям.

— То есть на Тверской рубахе будет ссылка на «пойду я в поле погуляю?»

— Нет, рубахи тут не причём. Это я уж так перешёл. Если бы я одеждой занимался, я бы попытался по областям рассунуть вот так, с узорами. Кстати, по одежде. В проекте Любви Балясиной “Красно-Кросно: Наследие наряда” я делал музыку к коротким роликами по костюмам. Это обучающие ролики, каждый длится 3-4 минуты. Всего их 10 - по разным областям России, где в тонких деталях показаны элементы костю. Каждый ролик - девушка начинает одеваться. Она не обнаженная сначала - она в лёгком белом сарафанчике, и она начинает одеваться, всё по мелочам, всё как надо. И ролик длится - одевается она больше 2-х минут. Честно говоря, когда в это начинаешь всматриваться серьёзно - у меня у меня как с музыкой происходит - какая-то лёгкая вибрация происходит по телу, я чувствую, что через это я тоже соединяюсь. Одежда - настолько же, а может даже важнее, чем все эти мотивы. Потому что именно узорчики. Мотивы — это узоры энергетические. В одежде — они же тоже мотивы, только визуальные. Всё это очень похоже.

— Какие проекты в Гуслице тебе удалось реализовать?

— Гуслица — это проект Миши и Ирины, но поднимает этот проект большое количество хороших людей. Мне кажется, я один из этих человеков, который соучастен с проектом Гуслицы. Поэтому Гуслица — это один из проектов, которым мне удалось реализовать на Гуслице.

— То есть ты просто качаешь свой вайб, наполняешь её своими вибрациями?

— Так и есть, я не могу сказать, нет какого-то эталона, мерной шкалы. Я не могу сказать - я на Гуслице сделал вот это. Скажем, класс «спевки». Можно это назвать проектом? Это не проект. Если я сейчас запишу альбом, то это будет проект, который я сделал на Гуслице. А ещё хочется обратить внимание, что я впервые на Гуслице оказался в 2006 году, если не ошибаюсь, и вот с того периода по этот момент у меня не было такого, что я бы жил на Гуслице долгое время. Наверное, ни разу не было, чтобы я на Гуслице прожил 2 недели за эти 15 лет, я не помню такого. Потому что меня мотало, я в России не жил семь лет. А сейчас я остановил всю свою деятельность помимо своего проекта, и считаю, что наиболее благоприятное место для осуществления этого проекта — это Гуслица. Потому что здесь хороший вайб, и всё доступно.

Здесь хорошо творится. Тут можно хорошо работать над собой, если не вестись. Если заморочиться одним, то здесь на этом получается сосредоточиться. Главное научиться не вестись, потому что здесь, на Гуслице, будут очень большие попытки вести тебя. Поэтому очень полезно закрывать комнату, говорить «нет» научится, «я занят», «точно нет», «точно занят». Это очень полезно. Потому что на Гуслице востребован каждый. Можно, конечно раздавать себя без останку, а можно выделить время специальное для того, когда ты себя раздаёшь, а когда ты занят своим проектом осознанно.

Я, вот, музыкой занимаюсь, например. Я точно могу сказать, что великие учителя мне говорят - не стоит заниматься творчеством, за компьютером, с музыкой более 5-и часов в день. Как рабочий день человека на работке - 8 часов. Рабочий день человека, который делает музыку за компьютером, должен быть не больше 5-и часов. Остальное время надо уделить... Я вот окно себе третий день строю, за компьютером максимум пару часов в день провожу. Когда закончу с этим, я думаю, что больше времени практикам уделю. Потому что я совсем уже не практикую ничего, а практиковать хорошо. Я был бы рад, возможно, проводить какой-нибудь казачий спас на Гуслице. Или если бы кто-нибудь это делал... У нас здесь много мужичков хороших, которые требуют тренировки и развития. Это одна из самых лучших практик, которую я нашёл - это игры и упражнения казачьего спаса. Чем больше мужичков вместе, тем прикольнее выполнять. Они развивают, учат, лечат. Таких мастеров нам здесь очень не хватает.

— Вообще, Гуслица — это творческая арт-резиденция, где разные творческие люди: здесь много дизайнеров, художников, гончаров, скульпторов... Но на Гуслице ощущается острая нехватка музыкальной энергетики... Я сейчас понимаю, что я не то, чтобы один музыкант, ну вот мне не с кем поиграть, как я люблю обычно поиграть с разными музыкантами. Музыкальное звено, поющий сегмент мы сейчас развиваем. Есть люди, которые интересуются электроникой, что-то делают, талантливые, неплохие, но на начальной стадии зарождения. При этом они, как правило, гончары какие-нибудь, и продолжают заниматься другим направлением.

— Чтобы развивать музыкальную струю в Гуслице, музыкальную жилу какую-то, есть мысль создания здесь определённой базы, студии для создания. Не для создания альбомов, а прямо для Создания. Отдельная территория с большим спектром возможностей, начиная от комфортного проживания музыкантов, заканчивая любыми возможностями — как студийной, так и концертной деятельности.

В первую очередь, было бы интересно собирать здесь проекты. Или помогать молодым проектам своим видением или условиями.

Как я это вижу: есть молодой проект, я вижу, что он интересный. Видно, что ребята собрались, порепетировали где-то на репбазе и что-то делают, но у них работы-заботы, и они не могут дальше двинуться. И хочется этот проект поддержать, сказать: «ребята, берите отпуск, приезжайте на Гуслицу и здесь займемся погружением в вас. Сделаем Вас». И здесь ребята делают хороший продукт, одновременно снимают себе хороший клип. Продукт - я имею в виду альбом. Одновременно снимаются видеоматериалы, проект обретает лицо, вид, качество - всё, полетело в жизнь! Проект уехал - следующий проект приехал. Мы его здесь делаем, мы ему помогаем.

Гуслица - место интересное, есть много мифов, почему она интересная, что она на каком-то сильном месте, чего-то ещё, я по-факту это чувствую, что здесь творчество прямо искрится. И все есть возможности душевные - интересные люди, вокруг природа, постоянная баня, речка, интересный свободный дух. Можно от забот здесь оторваться. К сожалению, присутствует вай-фай, но можно его отключить.

А тельфер - это такой подвесной конвейер, который с этажа на этаж передаёт большой вес по цепочке. У нас есть такой из цеха в цех тельфер. И один из цехов, он пустой, и он хорошей площади, такой, что там может быть прекрасная репетиционная база с возможностью концертов и студийной записи. Всё это требует капитало- и внимания- вложений, которых, на данный момент нет, но они непременно, в нужное время появится.

Мы с Михаилом этот проект обсуждали, и Михаил тоже сейчас занят какими-то другими вопросами, но придет нужное время и Тельфер будет. И Икарушка занят сейчас проектом Ляли-Лели. Я думаю, что Тельфер состоится где-то между проектом Ляли-Лели и съемкой кинофильма.

— А что за кинофильм?

— Кинофильм — это должна быть лента документально-художественная. Меня вдохновил фильм «Один гигантский скачок», первый, который был в 2002-м году снят, про прекрасных двух музыкантов. По-моему, они были европейцы. Они объединили мотивы с разных частей света в одни музыкальные композиции, сделали это гениально с точки зрения музыки и видеоряда. Это цепляет. Это берет внимание и за что-то задевает, какие-то струнки внутри.

Я же задумался, что эту я идею могу использовать в другом немножко в другом свете. Проехаться по русским глубинкам, по таким, где ещё сохранились обрядовые, не наигранные моменты. А такие места есть ещё. Говорят, на севере люди до сих пор хороводы водят не потому что их просят, а потому что их родители так делали, и они не могут так не делать. Хочется запечатлеть такие моменты и воспользоваться моим умением сочетать аутентичное с современным, преподать это как в видео-монтаже, так и в аудио-монтаже в форме вкусной и восприимчивой к современной среде восприятия людьми музыки, видеоряда и вообще, настроения. И хочется создать такой материал, который зацепит в людях жилку, что они почувствуют, что аутентичная культура — это не просто «люли-люли» и бабки чего-то поют, а что это ого-го что такое, что это стоит внимания, и, может, пойти себе тишечку купить с рязанским узором, потому что я из Рязани.

Я смутно вижу форму такого фильма, который действительно людей зацепит. Возможно, он действительно должен быть художественный

Материал подготовила Юлия Самоделкина

Оформление и редакция Юлия Повари